В фонд Центральной библиотеки имени П.И. Федорова в дар от автора, Владимира Курушкина, поступила книга стихотворений "По дороге в рай". В сборник вошли лирические произведения разных лет, объединенные искренностью поэтического высказывания, свидетельствующие о большом природном даровании автора.

Курушкин, В. По дороге в рай : книга стихотворений / В. Курушкин. – Оренбург : Ямб, 2019. – 64 с. – ISBN 978-5-6041269-1-2. – Текст : непосредственный.

Владимир Пшеничников «О лирике Владимира Курушкина»

  Четверть века назад я с ревностью прочитал первый сборник стихов Владимира Курушкина «Первоцвет». Как оставаться беспристрастным, если Владимир Иванович всего лишь на годок старше и в силу дарования своего может отвечать перед людьми за всё наше поколение? Да и первое же стихотворение сборника оказалось камертоном, на волну которого было настроено и моё сердце: «В двадцатом веке, посредине, родился я под небом синим, под колыбельный шум берёз, - читал я с братской отзывчивостью. - С тоской и нежностью щемящей я вспоминаю наши чащи - там жил я жизнью настоящей. Эй, травы! Помните меня...» Покусав глазами десятка два стихотворений, я вдруг понял, что читать их надо вслух, и слушатели скоро нашлись - молодые, в аккурат сыновья нам. «Спишь? Проснись, очнись от сна. В рубище стоит страна, - декламировал я, показывая ум, сердце и волю нашего поколения. - О, музыка русской души, могучие голоса». И лицедействовал, силясь передать «нашу» цельность и искренность, и притом абсолютное владение формой: «Я в лихорадке, в лихорадке - твои уста должно быть сладки, а руки? белы или смуглы, а груди? остры или круглы. Пришёл я к дому, к дому, к дому, а ночь темна, темна, как омут, витает всюду крепкий сон, лишь я в огне трясусь, влюблён...»
   Теперь достойных стихотворений, написанных Владимиром Ивановичем, собралась у меня добрая сотня. Есть пара-тройка фельетонных, но и они не только выстраданы, но и мастерски исполнены: «не лезьте в души, новости о бесполости, новости о нездоровости», - тоже мне, новости! Или: «тот транспорт назывался гужевым, но он живым был, господи, живым, а этот назову я смертоносным, чудовищным, простите, и погостным». Дорог же мне поэт Курушкин исключительно лирикой, но свои сильные стороны, мне кажется, Владимир Иванович и сам знает. Это знание он вложил как бы в уста Юрия Поликарповича Кузнецова: «Чудненько малюешь, простак!» Ну как «ай да Пушкин, ай да сукин сын», - вы понимаете.
   За напевными строчками стихотворений «На полынных холмах», «Ах, опять эта верба», «Сметает время нас, как листья золотые», «Мы все качаемся на ветках» и многих других переживания далеко не «простые», не прямолинейные, но и ложной утончённости, изысканности нет и намёка. Зато в других стихах есть намёки на то, что вообще-то Владимир Иванович знает, как «сделать красиво», «культурно» и культурологически безупречно, но бежит этого намеренно, позволяя себе и такое, например, косноязычие: «Как охота забыть, что я здесь долгим гостем не буду, как охота забыть, что мои окончаются дни».
  Лучшие его стихи исполнены так, что всякое иное прочтение просто исключено: «По полю, по морю цикория шагал я на свой сенокос вдоль речки, которая спорила с цикорием синью стрекоз. И в ней облака плыли белые, и к ней ежевика ползла, и ягоды черные, спелые волна, отражая, несла», «Смерть собирает урожай, а я твержу: рожай, рожай».
   Дар и мастерство очевидны, а мне не терпится перейти к «идейному содержанию» лирики моего погодка.
  Первую свою книгу Владимир Иванович завершил стихотворением «Дорога в рай». На этом отрезке пути он разместил и любимых черёмуху с ландышами в цвету, и провожающих любимых женщин, плавно качающих бёдрами, и расставание с землёй изобразил несколько по-шукшински: «по дороге в рай - в тени берёз сиреневой - я хочу упасть в шумящую траву». Тут можно кстати сказать, как незадолго до смерти Василий Макарович писал, что он уже сорок лет интересуется философией. В то время, когда ему и сорока пяти не было. Загнул? Вряд ли. Лет с пяти мы и задаём главные вопросы из философии жизни, и мучаемся ими до слёз, например, представив себя - даже в нескором будущем - осиротевшими.
   Какие же философские вопросы решает зрелый поэт Курушкин? Какова метафизика его лирики? Вот у него «женщина - царица, берегиня, чья грудь двоится, словно жизнь и смерть». В кошмарном сне он обращается к матери: «Кто же я? чей я сын, ты скажи?» - а в ответ: «ты вор и бродяга». То его заносит «туда, где зевластая вечность с огромным сачком на плече, и я для неё, как кузнечик, как рыбка в прозрачном ручье». А какие чувства разрывают поэта, когда он пишет: «я опять танцую черный рэп, галоши скинув, босиком в траве. Смотри и негодуй: да, я поэт с кузнечиком на лысой голове»?
   Почти прямой ответ на все эти вопросы обнаруживается в недавнем стихотворении: «С какого бока надкусить румяно яблоко? Какую женщину любить? Забыл я накрепко. Добро и зло кипят во мне двумя потоками: один шумит ночи темней, другой, как день за окнами». Это, может быть, не самое совершенное по форме, но очень точное по содержанию стихотворение.

Садится чёрт: «Привет, поэт».
И ангел рядышком.
И предлагает их дуэт
румяных яблочков.
Я откажусь - дороже честь
и независимость –
и попрошу пока принесть
зелёно-кисленьких.
И женщин буду обходить
сторонкой опытных,
и чёрта лишь благодарить
за хлопоты.

   Но главное сказано: добро и зло кипят в нас самих двумя потоками. И граница между добром и злом проходит через наше собственное сердце, делит его надвое, и каждый решает сам, какая часть ему дороже. Только, делая выбор, решившись даже отсечь противное, следует помнить, что с разорванным сердцем вообще не живут.
  Написанные стихи Владимира Ивановича Курушкина убеждают, что свою деятельную жизнь и творчество он не делил - оставался цельным и подлинным. И бывал всяким, и бывало всякое. В новых стихах я желаю погодку глубокого осмысления прожитого и пережитого и, конечно, яркого, убедительного воплощения.